Т.Я. Бардт. (На дыбу жизни поднят я судьбою...)
...Под пронизывающим взглядом светлых глаз чувствуешь себя как-то неуютно, охватывает необъяснимая тревога, щемит сердце от невысказанного, скрытой тайны души этого благороднейшего старца. Чуть приоткрыв забытую книгу его трагической судьбы, понимаешь магию, завораживающую силу взгляда, и еще больше ноет сердце, болит душа от сопереживания. Каждый раз, бывая на центральной площади города, видя громаду Театра оперы и балета, его такой знакомый силуэт, взметнувшийся в небо купол, я думаю об этом человеке, вспоминаю другие имена и лица, без которых не было бы этого чуда из чудес - символа Новосибирска, его культуры, в своей конкретности - опознавательного знака столицы Сибири.
«Большой театр Сибири» - явление со всех сторон уникальное. Его проектирование и строительство, вся его история - социально-культурный феномен. В нем реализовались не только научно-технический прогресс своего времени, но и эпоха, во всей ее сложности и противоречивости. Под стать уникальности здания уникальны и судьбы людей его создавших. Они у них были разные - вполне и относительно благополучные, большей же частью драматические и трагические. На них пал жребий времени, которое их пытало по всем составляющим жизни. Может быть именно поэтому воздвигнутое ими здание для них было особо значимым, заключало в себе особый, почти сакральный, смысл, было родным, близким, одушевленным, так что в нем они видели, искали, очевидно, и находили духовно-нравственную опору, доверялись ему как другу, с ним связывали свои радости и печали, веру и надежду, все самое дорогое, сокровенное.
Злой рок времени витал над многими из них.
Борис Александрович Гордеев, ученик братьев Весниных, ярый конструктивист, возглавлял реконструкцию Дом науки и культуры (ДНиК) под Театр оперы и балета, будучи его главным архитектором. В Москве, в мастерской академика А.В. Щусева, вместе с архитекторами А.Б. Куровским, затем с B.C. Биркенбергом работает над этим проектом. В Новосибирске уже вместе с Н.И. Болотиным, Б.И. Дмитриевым и другими архитекторами создает детальные проекты и осуществляет авторский надзор по разным частим здания. Перед войной по болезни он вынужден был вернуться в Москву. В годы войны вместе с предприятием эвакуирован в Красноярск. Но здоровье неумолимо таяло, и его направили в туберкулезную клинику Новосибирска. Рассказывают, что, когда его везли на автомашине в больницу, он попросил на площади перед театром остановиться С помощью жены и шофера с трудом вышел из машины и долго-долго смотрел на могучий портик, серебристый Купол Своего театра. Вскоре Бориса Александровича не стало...
В первые же дни войны на фронт отправились многие Новосибирские зодчие, среди которых был и Борис Иванович Дмитриев. С думой о недостроенном объекте он покидал родной город. С фронта регулярно пересылает в Новосибирск через жену, Нину Гавриловну, тоже архитектора, письма и бандероли, в которых были предложения по расколеровке помещений, эскизы некоторых архитектурных деталей, указания и рекомендации для строящегося здания. Не суждено было, однако, одному из его авторов увидеть театр завершенным: он погиб буквально за неделю до прихода в часть отзыва его в Новосибирск, снова на строительство...
Сергей Александрович Полыгалин - инженер, выпускник Томского технологического института, был начальником стройки ДНиК, главным инженером во время реконструкции. Знаменитый купол был предложен в расчетах и проекте, но не в способе (технологии) возведения, что было равносильно уникальности конструкции самого купола, как признавал профессор П.Л. Пастернак, предложивший его конструкцию. В Москве отказались разработать технологию возведения купола, а в Новосибирске это сделали свои инженеры и с большим успехом. Как раз С.А. Полыгалин - автор этого инженерно-технологического решения. После успешного окончания постройки купола, в порыве эмоционального подъема, еще по временным строительным лесам он взошел на вершину купола со своими двумя маленькими дочерьми, гордясь содеянным и показывая им с высоты 40 метров широкие дальние горизонты, панораму индустриального строительства города. Черный силуэт купола он увидит в последний раз из окна «воронка» ноябрьской ночью печально памятного 1937-го.
Самой же трагичной, пожалуй, была участь архитектора Траугота Яковлевича Бардта. Он с полным правом мог бы повторить слова Микеланджело Буонаротти: «На дыбу жизни поднят я судьбою...» Собственно, с них, с Бардта и художника М.И. Курилко, все и началось, когда было решено в Новосибирске, в ДНиК, реализовать их идею системы нового театра, авторами которой они являлись.
Это ого, Траугота Яковлевича, печальный взгляд преследует неотступно. Если Б.А. Гордеев, Б.И. Дмитриев, С.А. Полыгалин, прощаясь со своим детищем, еще надеялись на лучшее, то Г.Я. Бардт был уже обречен, взирая на театр из колонны заключенных, этапированных в Казахстан. Может быть, тогда, в начале зимы 1941 года, и видел его в последний раз Николай Иванович Болотин, тоже один из архитекторов приложивший руку к строительству, позднее делившийся со мною воспоминаниями.
...Имя-отчество-фамилия Бардта мне самому знакомы с давних пор, когда профессионально я только определялся. Помнили его местные архитекторы, многое о нем рассказывал мой покойный тесть. Вполне «материально» предстал предо мной Траугот Яковлевич, когда ко мне попали некоторые из его книг, разрозненные литографии известных построек, иллюстрации из стародавнего журнала «Зодчий», а главное - два огромных альбома гравюр и хромолитографии архитектурных чертежей театра «Гранд-Опера» в Париже, изданных в 1880 году его автором - Шарлем Гарнье и подаренных мною в 1994-м Новосибирской картинной галерее. Наконец, я «прожил» за несколько часов вместе с ним последние годы его жизни, когда читал фолианты архивного следственного дела № 6704, в котором скрупулезно («фиксировано прошлое и будущее человека, как ни странно, без его настоящего, если не считать за таковое сфабрикованные обвинения и все, им сопутствующее.
Еще четверть века этому назад комиссия Союза архитекторов по определению авторского коллектива ДНиК - театра, в которую входили Н.И. Болотин, С.Н. Баландин и автор этих строк, дала свои конкретные предложения на этот счет. Одновременно мы пытались выяснить и биографию Траугота Яковлевича. Но только сейчас работники архива ФСБ по Новосибирской области провели поиск и любезно предоставили необходимые справки и материалы по его уголовным делам, и многое прояснилось, в том числе и благодаря его близким родственникам, обнаружившимся в г. Минске.
Траугот Яковлевич Бардт родился в 1873 году в Петербурге, в немецкой семье учителя. Как пишут С.Н. и B.C. Баландины в книге «Новосибирск: что остаётся в наследство?..» (Новосибирск, 1990), в 1896-1903 годах учился в Академии художеств и получил звание архитектора-художника. Тема его дипломной работы, во многом определившая его профессиональное пристрастие к театру, «Концертный зал в столице на 2500 человек». В качестве фабричного архитектора б.Кружевной фабрики в Москве он возвел свои первые постройки в 1904 году. Затем работал в том же качестве на б.Фряновской под Москвой и б.Цинделевской мануфактурах снова в Москве. Известно также, что он же проектировал и строил в 1906 году доходные дома Солодовникова, на 2-й Мещанской улице, перестраивал после пожара здание частного театра Зимина на Театральной площади в Москве (Центральный детский театр, филиал Большого театра). Там же по его проекту построен экспериментальный театр. В следственном деле фигурируют и такие работы, как реконструкция театра «Зон», где была устроена танцевальная студия им. Комиссаржевской, а также упоминается его участие в реквизиционной комиссии летнего театра «Аквариум». В Петербурге он строил театр музыкальной драмы, здание консерватории с театральным залом (по крайней мере, точно установлено его авторство фасада, выходящего к Мариинскому театру). В 1911 году разрабатывал проект театра с круглым амфитеатральным залом для Сочи. Как отмечал профессор M. Людвиг, «особенно важным было участие тов. Бардта Т.Я. в разработке проектов театров «Красной Армии» в Москве, в г. Ростове-на-Дону и в г. Калинине, для которых он разработал труднейшую часть театра - передовую механизацию сцены». Бардт был большим специалистом в области театрального строительства, о чем свидетельствовала его обширная библиотека по архитектуре театральных здании, где имелись уникальные издания на многих языках. Неслучайно в 1928 году он переходит, по его словам, «на службу в ДНиК в Новосибирске с местом постоянного проживания в Москве».
Траугот Яковлевич Бардт (из архива Е.Л. Бардта) |
Т.Я. и И.-Х.Л. Бардт в кругу семьи перед отъездом в Сибирь, 1934 г. (из архива Е.Л. Бардта) |
Траугот Яковлевич Бардт (из архивного дела КГБ) |
Однако в его профессиональной биографии, как уже отмечалось, были не только театры. В 1917 году Бардт приглашён архитектором завода «Г. Пирвиц и К°» в Москве, который был эвакуирован из Риги. Вскоре берет подряды на работу в кооперативе профессора Карла Блахера («Фанерахимия»), который должен был «пустить в ход три завода». Три года спустя переезжает в Ярославль, получил должность заведующего городским, сельским и промышленным строительством в управлении по восстановлению города после эсеровского мятежа и грандиозного пожара 1918 года. Работа предполагалась большая и сложная, с его стороны были выставлены высокие требования к окладу, но, как оказалось, выплаты были признаны незаконными, и он был осужден к 1 году лишения свободы. Через год там же, В Ярославле, случайные заработки, как бы сейчас сказали, «шабашка». В 1922 году - снова Москва, куда вернулся больше по необходимости - из-за болезни глаз.
До работы по ДНиК («техническое руководство и проектирование»), с 1925 года был архитектором Государственного банка в Москве и Московского мясокомбината, занимался проектированием боен и беконных фабрик в проектном бюро Госторга, благоустройством Иноверческого кладбища в Москве, участвовал в разработке плана строительства автозаводов в ВАТО. В 1934 году арестован и осужден Коллегией ОГПУ как «активный участник контрреволюционной фашистской организации» на 5 лет лишения свободы с заменой высылкой в Запсибкрай. Похоже, Новосибирск он выбрал уже сам.
До 1936 года, до того, как было окончательно решено реконструировать ДНиК под театр оперы и балета, Г.Я. Бардт работает над разрешением его технологических процессов. Отказ от идеи нового театра послужил поводом отстранения от должности. Как писал позднее Траугот Яковлевич, «ДНиК - самое большое здание в Новосибирске, и я к нему причастен как один из авторов идеи механизации и внутренней конструкции театра планетарно-панорамного типа, каким театр ДНиК был конструирован и вчерне выстроен».
После увольнения со строительства театра он приглашен на должность главного архитектора «Сибпромпроекта», где проработал полтора года, до 24 июня 1937 г. Как следует из показаний одного из свидетелей, «предполагалось, что он будет руководить молодыми архитекторами, консультируя их и других специалистов. Но он оказался отставшим, классика сидела в нем внутри». Буквально на другой день Бардт зачислен на должность архитектора «Сибтранспроекта», куда был командирован Новосибирским отделением Союза советских архитекторов в помощь но проектированию Новосибирского вокзала, но уже 9 августа он уволен. Причиной, должно быть, явились его предложения и эскизы по устранению, как он писал, «дефектов в проекте вокзала», которые, опять же из следственного дела, «были расценены администрацией строительства как предложения, сознательно направленные на торможение строительства». По этому поводу Бардт обращается с жалобой в НоССА, была создана специальная комиссия (И.Т. Воронов, Ф.Ф. Барицкий, Д.И. Козьмин), которая рекомендовала «наряду с отправлением основного проекта в Москву, необходимо направить и материалы по предложениям Бардта для того, чтобы утверждающая организация могла ознакомиться с этими предложениями и дать свое заключение, которое и должно окончательно решить их судьбу», то есть признала эти предложения профессионально состоятельными. Последним местом его работы в определении о реабилитации указан трест «Сибстройпуть» в г. Новосибирске, где он значился архитектором.
Одно время Бардт привлекался и к педагогической работе, но и этот опыт оказался неудачным. Позднее следованию он показал: «Так, при просмотре проектов учеников 4-го курса в Сибстрине я раз оговорился весьма неудачно, предлагая перемещение комнат общественных организаций на задний фасад конторского дома, заявил: «А этих господ мы поместим вот сюда». Выражение это встретило заслуженный отпор у некоторых студентов, и я должен был оставить уроки на этом курсе». Не устраивало студентов, что он называл их «господами» и, по мнению Парткома, «лекции читал плохо». Жизнь в Новосибирске для зодчего, лишенного не только творчества, но и элементарной работы ради куска хлеба, становилась мерой наказания, а сам он - изгоем. Душе каждого человека нужен выбор, пусть он даже невелик или вовсе иллюзорен. А его-то и не было...
Думаю, новосибирские перипетии судьбы Траугота Яковлевича были предопределены совсем другими причинами: он же был «адмссыльным», не имевшим паспорта, находился под неусыпным оком НКВД, являясь самым «верным» кандидатом по всем формальным признакам в шпионы-диверсанты. Всем было ясно, что его «свобода» - дело времени, и лучше с ним не иметь никаких отношений. Один лишь В.М. Тейтель, руководитель архитектурно-художественных мастерских Горкомхоза (фактически главный архитектор города), давал ему работу до самого момента ареста Бардта. Вскоре сам поплатился, в том числе и за это, и был также репрессирован. При аресте Бардта 16 февраля 1938 года были «изъяты чертежи внутреннего оборудования вокзала (мебель) в количестве 14 шт. Сданы архитектору В.М. Тейтель (арх. маст. "Горстройпроекта")». А дело было так (по рассказу Л.С. Фрадкина): "При очередном посещении милиции, где Траугот Яковлевич должен был отмечаться еженедельно, он полез за документом, в котором делалась отметка. Из портфеля выдвинулись и синьки плана вокзала. Это заметил сотрудник и сразу же пригласил Бардта в другую комнату. Первым же вопросом было: "Как к вам попали чертежи стратегического объекта?"
И начался предпоследний этап его жизни, точнее, его выживания...
В Новосибирске Т.Я. Бардт запроектировал здание типографии «Советская Сибирь» (Советская, 6, ныне областная научная библиотека), вместе с И.С. Алексеевым разрабатывал проект реконструкции Дворца Труда (теперь Академия водного транспорта), руководил проектными работами по техникуму связи, лично занимаясь фасадами, участвовал в оформлении злополучных интерьеров вокзала, в проектировании, видимо, других жилищно-гражданских объектов. Главными же были работы, связанные с Домом Науки и Культуры. Похоже, отстранение от них лишало его жизнь главного стержня, конкретной цели, реализации которой она, собственно, и была посвящена.
Снова сошлюсь на упомянутую книгу Баландиных: «Почему Т.Я. Бардт - опытный строитель театральных зданий - перестал заниматься архитектурой ДНиК, осталось неизвестным. Он взял на себя разработку только технологического процесса театрального действия, только механизации театра, возможностей его трансформации для театрального действия и проявил себя в этом деле опытнейшим специалистом. По-видимому, он был совершенно увлечен идеей нового театра. М.И. Курилко не раз повторял: «Мы с Бардтом представляем из двух лиц одно: я являюсь фантазией, а он немецкой трезвостью меня осаждает». Без Т.Я. Бардта М.И. Курилко не смог бы реально разработать свое изобретение нового театра». Недоумевает и инженер-механик строительства ДНиК (из следственного дела): «Я иногда думал о Бардте как об авторе проекта, думал о том, что могло привлечь этого человека к такой сумасшедшей идее. Я не мог и не могу найти ответ, как только в том, что иногда у стариков бывают идеи, которые они считают за великое открытие...»
Хотя идея такого театра в чистом виде до сих пор не осуществлена, но, может быть, попытка его строительства все же не тупик, а вершина театрально-сценической технологии? Ведь было же много сторонников замысла, как в стране, так и за рубежом, не говоря уже о Новосибирске. Упомянутый свидетель добавляет уже в другом месте своих показаний: «Покровитель проекта Бардта т. Зайцев». Тот самый Иван Григорьевич Зайцев (1893- ?), в прошлом рабочий, красноармеец, с 1926 года председатель Новосибирского окрисполкома, член ЦИК СССР, возглавивший в июле 1928 года Комитет содействия строительству театра («Комсод»), кстати, тоже репрессированный впоследствии.
Похоже, идея М.И. Курилко и Т.Я. Бардта не утратила свой актуальности до сегодняшнего дня. Когда во Франции, в Витри-сюр-Сен, был построен театр Жана Вилара, театр универсального предназначения, легко трансформируемый для драмы, музыкального спектакля, концерта, киносеанса, конференции, мы встречались с автором, и он в ответ на наше восхищение новациями прямо сказал, что все им заимствовано из опыта Советского Союза 20-30-х годов, в том числе и опыта строительства новосибирского театра. Судя по литературе, таких зданий во всем мире построено уже немало...
Однако кое-кому было очень выгодно на Бардта «повесить» многие промахи и ошибки строительства ДНиК. Так, в справке, выданной помощнику начальника ДТО НКВД руководством строительства, прямо указывается, что «в результате проектирования и осуществления проекта архитектора Бардта, художника Курилко, архитектора Гринберга и вынужденной реконструкции театра - стоимость последнего определяется в сумме 25 млн. рублей вместо нормируемых 12 млн. рублей». Следствие, очевидно, придавало этому очень большое значение, потому что даже все тот же профессиональный оппонент Бардта - инженер-механик пишет: «Не одного Бардта ответственность за это здание, но и тех, которые принимали проект и допустили его строить». Это справедливое замечание в отношении Бардта, по всей вероятности, обернулось несчастьем для многих других: слова «не одного» и «но и тех» в следственном деле подчеркнуты жирным красным карандашом.
Говорят, одиночество - удел старых, и чем старше становится человек, тем более одиноким. Таким одиноким, сумасбродным, видимо, для окружающих был и Бардт. А в недалёком еще прошлом он был совсем другим. Его внук Евгений Львович Бардт, ныне заместитель технического директора Минского тракторного завода, пишет: "В конце 20-х годов у Траугота Яковлевича разыгралась язва желудка, и ему пришлось лечь на операцию, во время которой наступила клиническая смерть. Но врачам удалось его спасти, и после случившегося он нередко подшучивал над собой на предмет временного пребывания на "том свете". Отец (Лев Трауготович) рассказывал, что дед мой был человеком необычайно жизнелюбивым, веселого нрава и иронического склада ума, обладал великолепным чувством юмора, был очень общительным и доброжелательным к окружающим. В доме у него часто собирались друзья, знаковые, коллеги. Встречи всегда были оживленными, много шутили, смеялись. И еще дед хорошо пел, даже иногда пел в церковном хоре в Москве. Когда я прочел в Вашей статье о том, что он был замкнутым, странным и жил в разладе с обществом, то понял, какие мощные тиски режима сжимали его: ведь характер сильных личностей, как правило, деформации не поддается!"
Теперь же, похоже, одна идея нового театра согревала его порядком изношенную душу. «У него есть сын, молодой человек, который работает на стройке (ДНиК), - пишет тот же механик. - У сына и отца ничего общего нет именно на том же основании, как и у меня, на основании ничем необоримого упрямства...»
Прямо скажем, Траугот Яковлевич в период пребывания в новосибирской ссылке уже совсем запутался во времени. Нелады же с властью, в значительной мере - и с обществом, начались еще до революции. Это было обусловлено во многом наследственной семейной идеологией Бардтов - откровенный национализм лютеранских немцев, их культуртрегерство, германофильство. Его отец, окончивший теологический факультет Дерптского университета, прямо пасторством не занимался. Хотя преподавал в русских гимназиях Санкт-Петербурга, детей (а их, кроме Траугота, было еще трое - Альфред, Федор и Артур, да еще приемный сын Густав) обучал в дорогой немецкой школе.
Такое воспитание определило впоследствии и их браки. Германофильские настроения особенно обострились с началом империалистической войны, когда немцы их круга ждали, по словам Альфреда Бардта, «когда их возьмут», помогали выбраться в Германию находившимся в Москве уже на нелегальном положении прусским офицерам запаса, радовались германским победам, особо тщательно заботились о пленных немцах, лечившихся в частных лечебницах, и даже шли, как бы сейчас сказали, на «промышленный шпионаж». Траугот Яковлевич до высылки из Москвы в 1934 году был членом церковного совета церкви Св. Михаила на Вознесенской улице (Горохово поле), пел в церковном хоре, то есть, по современным понятиям, вел большую общественную работу. Начиная с 1905 года постоянно придерживался консервативно-контрреволюционных убеждений, хотя и был беспартийным.
После Октябрьской революции, по его словам, «немцы, особенно московские, ударились в панику и стремились убраться за пределы СССР». Был возможен переход в германское подданство и выезд, чем большое число русских немцев и воспользовалось. Вместе с братом Артуром он подал соответствующее прошение, но в этот момент как раз был убит посланник Германии Мирбах, и они не получили ответа. Это вполне устроило Траугота Яковлевича. Он писал позднее: «Меня этот факт нисколько не огорчил, так как выехать мне совсем не хотелось, особенно не зная, куда и без определенного места работы и жительства». А с братьями виделся в последний раз года четыре спустя в Москве; через год после встречи они выехали за границу. Иноверческие церкви, как и многие православные, к 1930 году были закрыты, все общества и объединения при них распущены, а конкретными людьми занялось ОГПУ, определив им по 10-й статье ссылки и концлагеря сроком от 3 до 10 лет. Так Т.Я. Бардт оказался в городе на Оби.
Траугот Яковлевич был женат дважды. Первая жена умерла в Москве еще до революции, оставив ему двоих детей Эрну и Оскара. Вторая жена - Иоханна-Ханзи Львовна (1883 1970), дочь пастора, домохозяйка, до революции давала частные уроки немецкого языка. В Новосибирск последовала вслед за мужем. У них было трое детей. В момент ореста Т.Я. Бардта Оскар (1904- ?) - механик в модельной мастерской «Всекохудожник» в Москве (кстати, он один из авторов огромного макета ДНиК), Лев (Лео-Якоб, 1917 - 2000) - чертежник-конструктор автозавода им. Сталина в Москве и дочь Эрна (? - ?) Грель (Грей?) - домохозяйка; зять Семен Генрихович Грель (Грей?) - инженер-механик того же автозавода. Когда Траугота Яковлевича сослали в Новосибирск, его сын Лев был еще несовершеннолетним, остался в Москве со своими старшим братом и сестрой. Позже он женился и в год свадьбы, в 1936 году, вместе с женой, Верой Сергеевной, навестил родителей в нашем городе, скрасив хоть немного их горькую участь.
Повторно Траугот Яковлевич арестован 16 (по некоторым данным, 21) февраля 1938 года по подозрению «в проведении шпионской деятельности в пользу Германии», Иоханна-Ханзи Львовна - полгода спустя (3 сентября) с той же формулировкой взята под стражу. Первое обвинение Т.Я. Бардту предъявлено в марте, через месяц - дело закончено, но в сентябре начато вновь ДТО НКВД Томской железной дороги «в связи с новыми вскрытыми фактами его преступной деятельности». В апреле 1939 года - снова продление срока следствия и содержания под стражей, а в мае предъявлено новое обвинительное заключение по ст. 58-1а, 58 п. 9 и п. 11 УК РСФСР. На другой день - очередное продление следствия. Наконец, 13-15 июля - суд. Военный трибунал Томской железной дороги, и вердикт: «Бардт Т.Я. -в. м. н. - расстрел с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества; Бардт И.-Х.Л. - лишение свободы сроком на 10 лет».
Однако этим дело не кончилось. Как можно понять, исследуя тома следственного дела, причиной тому был сам Траугот Яковлевич. Хотя в обвинительных заключениях и фигурируют такие фразы: «Допрошен 20 раз», «Сознался» и т. п., но прокурор после опротестования их обвиняемым вновь и вновь отправляет на доследование. И конечный приговор - постановление Особого совещания НКВД СССР от 8 сентября 1941 года гласило: обоим за шпионаж ссылка в Казахскую ССР сроком на 5 лет. Видно, старик оказался достаточно крепким орешком, сумевшим постоять за себя, выдержать четырехлетнее испытание силы духа, воли, не сдаться, не сломаться, остаться верным себе, жене, достойно противостоять суду, вынужденному даже в условиях начавшейся войны с Германией снизойти от «в. м. н. » до административной ссылки. И все же годы преследования не прошли даром. Отбывая ссылку в селе Чарский Жарминского района Семипалатинской области Республики Казахстан, он умер 5 марта 1942 года, в возрасте 69 лет, как значится в справке, «от старческой дряхлости». Захоронен там же. Оба они, Траугот Яковлевич и Иоханна-Ханзи Львовна, реабилитированы 22 апреля 1958 года определением Военного трибунала СибВО № 532 «За отсутствием состава преступления». После реабилитации Иоханна-Ханзи Львовна прожила еще двенадцать лет в семье своего младшего сына и внука Евгения Львовича в Минске, где и похоронена. О восстановлении ее законных прав на получение пенсии после реабилитации хлопотали члены-корреспонденты Академии строительства и архитектуры доктор технических наук, профессор Людвиг Генрих Маврикиевич, доктор архитектуры, профессор Колли Николай Джемсович, а также Курилко Михаил Иванович, к тому времени уже заслуженный деятель искусств, лауреат Сталинской премии, профессор. В своих свидетельских показаниях по этому поводу они отмечали, что Т.Я. Бардт "работал как высококвалифицированный архитектор-проектировщик и как производственник по своей специальности", "являлся высококвалифицированным архитектором с многолетним проектным и строительным опытом работы".
В одной смерти он был уверен, другая ему грозила. Давайте же не допустим ее! Душа настоящего зодчего рождается на ватмане, живет в камне и возрождается в бронзе. Пусть пока только в виде текста на бронзовой мемориальной доске, предлагаемой к установке на здании Новосибирского государственного академического театра оперы и балета:
«Новосибирский государственный академический театр оперы и балета построен как Дом Науки и Культуры (ДНиК) по новой технологической схеме синтетического театра планетарно-панорамного типа художника М.И. Курилко и архитектора Т.Я. Бардта (авторское свидетельство N 26426 по заявке от 15 мая 1930 г.) по проекту архитектора Л.З. Гринберга.
Железобетонные конструкции купола разработаны профессором П.Л. Пастернаком при участии инженера-расчетчика Б.Ф. Матэри, основания и фундаменты - при консультации профессоров В.К. Дмоховского и А.Д. Крячкова.
Здание реконструировано под театр оперы и балета во 2-й архитектурно-планировочной мастерской Моссовета по проекту архитекторов А.Б. Куровского, B.C. Биркенберга и Б.А. Гордеева по технологическому варианту архитектора Г.М. Данкмана, инженерные расчеты конструкций зданий выполнены инженером Л.М. Гохманом.
Строительство осуществлено под архитектурно-техническим руководством инженера С.А. Полыгалина и архитекторов Б.А. Гордеева, Н.И. Болотина и Б.И. Дмитриева. Монументально-декоративные работы выполнены художниками А.А. Бертиком, А.Н. Фокиным, A.M. Ивановым и И.И. Яниным при участии художников О.А. Шеремитинской, П.Г. Якубовского, П.Ивакина, В.Огородникова и М.Л. Кременского, скульпторами В.Ф. Штейн и К.И. Крюнталем при участии В.А. Ковшова.
Начало строительства - 22 мая 1931 года, открытие театра - 12 мая 1945 года.
Здание театра является памятником архитектуры и охраняется государством».
Пивкин В.М.
Проект Дома Науки и Культуры, разработанный архитектором А.З. Гринбергом по технологии и архитектурным эскизам художника М.И. Курилко и архитектора Т.Я. Бардта
План дома Науки и Культуры по проекту М.И. Курилко, Т.Я. Бардта и А.З. Гринберга
Строительство Дома Науки и Культуры 1933 год
Здание редакции и типографии газеты «Советская Сибирь», ул. Советская, 6. Архитектор Т.Я. Бардт
Добавить комментарий