Андрей Дмитриевич Крячков не был сибиряком по рождению. Его родные места — Ярославщина, откуда вышли русские мастера, каменщики-строители (ваятели, живописцы), разнесшие славу своего высокого ремесла и искусства по всей Руси, а также на Урал, в Сибирь. Они работали и в Поволжье, украшая шедеврами архитектуры родные города: Ярославль, Ростов Великий, Переяславль-Залесский...

А. Д. Крячков провел свое раннее детство в местах, о которых с восторгом писал такой страстный поклонник всего русского, как художник М. В. Нестеров, посетивший в 1895 году Ростов Великий, Ярославль и Углич: «...Виденный мною Переяславль-Залесский с его историческим озером и 29 церквями полон глубокой старины, но он лишь только прелюдия к чудным, своеобразным звукам, которые дает собой Ростов Великий с кремлем, с его глубоко художественными храмами, звонницами и знаменитым ростовским звоном... Но всему венец — это Ярославль. Зодчество ярославских храмов может быть названо гениальным...». Эти места на Ярославщине любили и И. Билибин, и И. Остроухов, и Н.  Рерих,  и другие  ревнители  национальной  красоты.

Фрески «залесских» областей Руси, отмеченные особой духовностью и целеустремленностью, «где все тонет в живописном искусстве, где все заботы художника были направлены к живописному богатству, к красочному разнообразию нюансов» (И. Грабарь), навсегда остались в воспоминаниях детства у А. Д. Крячкова. Не раз, будучи уже взрослым, профессионалом и педагогом, вспоминал он красоты близлежащих городов, в которые изредка, в праздничные дни, возил его ребенком из деревни дед. И среди них — узорчатые кирпичные храмы Ярославля, с большими окнами, светлые, с невиданным живописным убранством и роскошью полихромных изразцовых вставок. Часто рассуждал об особом понимании красоты мастеров этих созданий, проникнутых оптимизмом и жизнеутверждающими началами, нарядными, как одежда самих ярославцев тех времен, которые «...щапливы, щеголивы в Ярославле городе», и которые пели в своих песнях:

Ах ты, батюшка, Ярославль город,
Ты хорош, пригож, на горе стоишь,
 На горе стоишь во всей красоте.

Ближе находился Ростов Великий, отражаясь в тихих водах озера Неро своим грандиозным Успенским собором, «Белой палатой», Спасом на Сенях — чудной и златоглавой домовой церковью митрополита Ионы Сысоевича (сына деревенского попа), детищем которого и был этот кремль. Андрей слышал и «малиновый» звон с «Георгиевской» звонницы, с которой двухтысячепудовый «Сысой» далеко разносил свой благовест, а на фреске храма читал надпись мастера XVII века Гурия Никитина: «Всем же изографное воображение в духовное наслаждение на вечные века, аминь». Ярославские холстины, легкие и красивые, ткали мужики, ярославские резчики по дереву с игрушками, домовыми оберегами, «травами» и «солнышками» славились на всю Русь. Этих природных мастеров пластики в зодчестве и скульптуре традиционно вербовали в Москву и Петербург.

А. Д. Крячков родился 24 ноября 1876 года в деревне Вахарево Ростовского уезда Ярославской губернии в семье крестьянина Дмитрия Иосифовича Крячкова. Едва ему исполнилось б лет, как умер отец и Андрею пришлось жить в семье деда по матери. Он рано начал трудиться в крестьянском хозяйстве деда, при этом сумел выработать в себе большую самостоятельность и стойкость духа. Поэтому уже в юношеском возрасте в большей мере полагался только на свои силы в выборе жизненного пути. В 1888 году Андрей окончил трехклассную школу в селе Ильинском и родные отправили его на отхожий промысел, ,на табачную фабрику, в Выборг, под надзор дяди по матери. Здесь Андрея сразу определили «мальчиком» в контору фабрики. На вечерних курсах, где он учился, одновременно работая на фабрике, Андрей проявил способности к рисованию и языкам, поэтому в августе 1890 года он поступил в реальное училище для подготовки к «конторской работе» и изучения шведского и финского языков. Так, видимо, хотел его дядя. Однако способный ученик-реалист со временем освободился от работы на фабрике и стал   зарабатывать себе средства на жизнь уроками для слабоуспевающих учеников.

Окончив 24 мая 1896 года «полный курс по основному отделению» и получив 6 сентября того же года аттестат реального училища, А. Д. Крячков год спустя успешно выдержал конкурсный экзамен стоимостью в 50 рублей в Петербургский институт гражданских инженеров — одно из лучших в России высших учебных заведений. В его аттестате (копия сохранилась), «данном... сыну крестьянина», можно видеть весь реестр оценок: 3 — по французскому языку и арифметике, по алгебре и геометрии— 4, а за черчение, рисование, историю и географию  (что важно в профессии архитектора)  он имеет 5.

Так судьба привела способного и настойчивого крестьянского юношу в мир искусства, мир зодчества, которым он оставался верен до конца жизни. И эта судьба не исключение, но похожа на пути в искусство многих его земляков, выходцев из крестьян Ярославщины. Так, сын крепостного пахаря из деревни Свечкино на Волге Александр Опекушин также еще в детстве уехал с отцом на заработки в Петербург, где работал лепщиком на стройках. Потом учился в Москве в рисовальной школе Общества поощрения художников, затем у скульптора Д. И. Иенсена в Петербурге и прославил свое Отечество монументом «Тысячелетие России» в Новгороде (по проекту М. О. Микешина), памятником А. С. Пушкину в Москве, М. Ю. Лермонтову в Пятигорске и др. Или художник Петр Иванович Петровичев, крестьянский сын из деревни Высокой. Учился он в Москве в училище живописи, ваяния и зодчества у В. Серова и И. Левитана, стал «передвижником» в 1906 году. Красоту родного края отобразил в своих живописных работах: «Ростов Великий», «Ледоход на Волге», «В церкви Спаса на Нередице». И много других русских самобытных талантов из .народа вышли из Ярославщины на служение русскому искусству и культуре.

Институт гражданских инженеров, в который поступил Андрей Крячков, первоначально был (1842 год) основан как строительное училище из объединения архитектурного училища, существовавшего с 1830 года, и училища гражданских инженеров, существовавшего с 1832 года. Деятельность крупнейшего теоретика и педагога русской архитектуры середины XIX века А. К. Красовского подготовила преобразование в 1881 году строительного училища в Институт гражданских инженеров из которого выпускались «инженеры-архитекторы» (гражданские инженеры) по специально разработанной методике преподавания архитектуры. Из его стен в свое время вышли такие замечательные русские зодчие, как В. А. и А. А. Веснины, Л. А. Ильин, А. И. Дмитриев, А. С. Никольский, П. Ф. Алешин, Н. П. Северов, А. А. Оль, Р. Б. Бернгард, В. Н. Семенов, И. А. ИвановШиц, М. М. Перетяткович и др. Это поколение признанных мастеров способствовало становлению советской архитектуры в 20-х — начале 30-х годов. В годы учебы в институте А. Крячкова архитектуру в нём преподавали академики В. А. Шретер, В. А. Пруссаков, И. С. Китнер, А. Л. Гун, профессоры Э. И. Жибер, Л. Шишко, гражданский инженер В. А. Косяков, инженер Н. А. Белелюбский, автор проекта железнодорожного моста через р. Обь, положившего начало Новосибирску — городу, с которым А. Д. Крячков впоследствии связал свою жизнь на десятилетия. В 1882 году в институте уже была библиотека, содержащая 5870 томов сочинений русских и иностранных авторов и 212 подлинных рисунков и чертежей известных русских зодчих.

В списке студентов этого старейшего высшего технического учебного заведения России на 1899—1900 учебный год, сохранившемся в архиве Крячкова, можно увидеть записанные рукой Андрея Дмитриевича его успехи на экзаменах. Учился   он хорошо,   увлекаясь  и гордясь избранной профессией. В годы пребывания в институте, во время практики и летних каникул, в летние строительные сезоны Андрей Дмитриевич    много    работал и ездил по стране. В 1898 году он побывал на Кавказе и в Крыму, осматривал строительные работы в Ялте, Одессе, Севастополе, Новороссийске. В 1899 году работал в Петербургской городской управе десятником строительной компании   «Новый Петербург» на острове Голодай; потом на Самаро-Златоустовской железной дороге, где ранее работал и инженер-путеец   (известный писатель) Н. Г. Гарин-Михайловский. В 1900 году А. Д. Крячков в Карсе проходил строительную практику. В «Свидетельстве Карской войсковой строительной комиссии» от 13 августа 1900 года говорилось: «...при безукоризненном поведении исполнял все возложенные на него обязанности старательно и вполне толково». В 1901 году он работает в Тифлисе, а зимой, одновременно с учебой в институте, работает чертежником,    а затем    техником-проектировщиком в конторах петербургских архитекторов и инженеров Розинского и Харламова,  в  фирме  «Вайей и Фрейтаг», которая широко использовала в строительстве железобетонные конструкции (патенты Монье), что было делом относительно новым для России того времени (первый в мире железобетонный каркас жилого дома был возведен в Париже в 1902 году архитектором О. Перре). Эти занятия, несомненно, расширяли его кругозор и обогащали техническими знаниями.

Загруженный учебой, заработками на жизнь А. Крячков тем не менее не был чужд общих студенческих забот и треволнений. Он участвовал в студенческих сходках и волнениях 1900—1901 годов и был даже арестован на короткое время при демонстрации на Казанской площади Петербурга.

А.Д.Крячков - студент Петербургского института гражданских инженеров

Годы учебы А. Д. Крячкова совпали со сложным и противоречивым периодом в зодчестве. На рубеже столетий Россия вступает в империалистическую стадию развития капитализма. Иностранный капитал все глубже проникает в промышленность и экономику страны, буржуазная культура все более приобретает космополитический характер. Под влиянием европейской архитектуры в русском зодчестве рапространяется модерн, стремящийся к новизне форм, оригинальности, к новым материальным воплощениям в архитектуре. Но он не стал единым и полноценным стилем, хотя в нем имелись высокие эстетические и технические достижения. Со временем этот стиль делится на модерн декоративный, быстро сошедший со сцены, и на модерн рационалистический, широко использующий «новую технику и машинное производство и дающий в большой мере начало конструктивизму в современной архитектуре. Отсутствие общего эстетического направления в архитектуре сказывалось на симпатиях А. Д. Крячкова. В его студенческих альбомах имелись копии с храмов средневосточных деспотий, венецианских палаццо, Преображенского собора Переяславля-Залесского—'памятника его родины. Но все это было ученичеством, и здесь нет пристрастия или сознательного выбора какой-либо творческой концепции, есть чисто учебный охват большого материала из мирового наследия зодчества и современной архитектурной практики. То он увлекается модерном, то стилизаторством и подражаниями европейскому «неоренессансу», то «неоготикой». И если его художественные идеалы были весьма неопределенны, то в профессионально-архитектурном и техническом отношениях подготовка его была достаточно высока. Его учили в институте лучшие в России педагоги и практики, которые сами много проектировали и строили, формировали типологические принципы и нормативы проектирования сооружений в России, развивали эстетические нормы в зодчестве, разрабатывали теоретические воззрения в архитектуре.

Так, директором Института гражданских инженеров в 1895—1903 годах был действительный член Академий художеств Н. В. Султанов — крупнейший специалист по древнерусской археологии и искусству (первый исследователь Якутского острога), бывший архитектор в имениях  Шереметевых   (знаменитые  Кусково  и  Останкино), строитель собора в Петергофе,   реставратор дворца царевича Димитрия в Угличе, переводчик с французского книги   Виолле   ле Дюка    «Русское   искусство» и т. п. Возможно, от него Андрей Дмитриевич унаследовал любовь к истории зодчества страны и, в том числе, Сибири, которой до него интересовались лишь отдельные профессионалы-зодчие. А. Д. Крячков    учился      у академика В. А. Шретера, -который сам окончил Российскую Академию художеств у К. А. Тона и А. И. Штакеншнейдера, затем Берлинскую Академию и с 1884 года работал преподавателем Института    гражданских   инженеров.    Он строил театр в Рыбинске, перестраивал   Мариинский и Большой театр в Петербурге, построил театры в Нижнем Новгороде, Иркутске, Тифлисе, Киеве, Дом русского для внешней торговли банка в Петербурге, разработал большое число проектов доходных домов для Петербурга и т. п. В. А. Шретер участвовал в 55 конкурсах, и часто успешно,, был деятельным членом Петербургского архитектурного общества. Многое из творческой деятельности В. А. Шретера стало затем присуще и А. Д. Кряч-кову: творческая активность,    интенсивная    профессиональная общественная деятельность и т. д. Ряд архитектурных принципов мастера, таких как использование сочетания кирпича и камня в облицовке и композиции фасадов или применение одного кирпича, пропагандистами чего были В. А.   Шретер и И.    С. Китнер — учителя А. Д. Крячкова, стали и его  принципами.  В. А. Шретер предсказывал большое будущее бетону, что также было воспринято А. Д. Крячковым в его дальнейшей деятельности. Академик И. С. Китнер являлся строителем того здания Института гражданских инженеров, где учился А. Д. Крячков, а также учебного корпуса   Московского инженерного училища, комплекса зданий Киевского политехнического института. Он построил много церквей, фабричных корпусов, особняков    и жилых домов. Опыт И. С. Китнера, как одного из ведущих зодчих в возведении учебных зданий в России, был чрезвычайно полезен Андрею Дмитриевичу в его будущей работе над учебными зданиями в Сибири.

Последние три года учебы в институте он, как успевающий студент, получал казенную стипендию (плата годовая за обучение равнялась 75 рублям) и поэтому по окончании его должен был прослужить в течение трех лет в одном из строительных отделений какой-либо губернии. А. Д. Крячков окончил в 1902 году институт по I разряду со званием гражданского инженера (с архитектурным уклоном). Ему предложили на выбор 69 вакантных мест службы, и он выбрал строительное отделение губернского управления Томска. Этот выбор был продиктован еще и тем, что А. Д. Крячков был рекомендован преподавателем строительного черчения и рисования во вновь созданный Томский технологический институт (1900 год). Возможно, Андрея Дмитриевича привлекли особые привилегии для преподавателей сибирского института, да еще, видимо, он надеялся, что в Сибири, крае еще весьма бедном специалистами, найдет широкое поле деятельности для себя как инженера-строителя и архитектора-проектировщика.( Среди российских университетов только в томском существовал особый штат с полуторным окладом для профессоров, выделялись специальные кредиты на научные командировки и на содержание научных обществ. Большинство научных сотрудников Томска имели чины, соответствующие классам от IV до X, а часть профессоров имела чин действительного статского советника (генерала), что давало им право на получение потомственного дворянства, а другим преподавателям чины давали право на личное дворянство. Все это привлекало ученых (разночинцев) центральной части России в Сибирь.)

Что мог знать молодой человек того времени о Сибири, далекой окраине России, крае ссылки и крестьянского переселения при аграрном кризисе в метрополии? Отзывы об этом крае в литературе аачастую страдали односторонностью. А. П. Чехов, Г. И. Успенский, К- М. Станюкович, Н. Г. Гарин-Михайловский рисовали мрачные картины неблагоустроенных сибирских городов и селений, их низкую культуру, примитивную жизнь.

А. П. Чехов, проехавший на лошадях 12 лет назад (весной 1890 года) по Московско-Сибирскому тракту через всю Западную Сибирь, вынес о тракте крайне грустные впечатления: «Сибирский тракт — самая большая и, кажется, самая    безобразная   дорога    во всем    свете...

В продолжение всего года дорога остается невозможной: весной — грязь, летом — кочки, ямы и ремонт, зимою — ухабы... Если пейзажи в дороге для вас не последнее дело, то, едучи из России в Сибирь, вы проскучаете от Урала вплоть до самого Енисея. Холодная равнина, кривые березки, лужицы, кое-где озера, снег в мае, да пустьшные, унылые берега притоков Оби — вот и все, что удается памяти сохранить от первых двух тысяч верст...». Езду по такой дороге во время разлива рек А. П. Чехов называл «казнью египетской...». «Народ здесь, в Сибири, темный, бесталанный... живется им скучно. Спрос на художества большой, но бог не дает художников... Девять месяцев >не снимает он (сибирский крестьянин) рукавиц и не распрямляет пальцев: то мороз в сорок градусов, то луга на двадцать верст затопило; а придет короткое лето — спина болит от работы и тянутся жилы. Когда уж тут рисовать? Оттого, что круглый год ведет он жестокую борьбу с природой, он не живописец, не музыкант, не певец...».

И в общественной и в исторической литературе конца XIX века господствовали представления о Сибири как о диком, некультурном крае, всячески подчеркивались темные стороны сибирского быта. Писатель-демократ Н. Г. Гарин-Михайловский не раз бывал в Сибири и смог разглядеть сущность сибирской жизни того времени: «Сибирь можно назвать царством казны. Казенный человек — все. Ему и книги в руки, и честь, и место; все остальное так что-то. Печать казны на всем... Здесь живы порядки Николая I. Вспоминается что-то далекое, смутное, с таким трудом воспоминаемое, что кажется другой раз, что просто во сне когда-нибудь видел... Это наружная, так сказать, Сибирь. Под первой оболочкой просвечивается еще что-то, и видишь — копошится замкнуто вторая Сибирь — коренная, коренные жители — крестьяне. Эти коренные жители очень гордятся собой, с пренебрежением относятся ко всему «рассейскому». Но гордиться-то коренникам, в сущности, не из чего. Невежество сплошное, кулачество в страшном ходу, и сила их в невозможной эксплуатации...»

«К сожалению,— писал в эти годы известный ученый-геолог В. А. Обручев, хорошо знающий край,— большинство книг о Сибири, если они написаны серьезно и научно, страдают от излишка статистического материала» утомляя читателя и не отвечая законному требованию занимательности... Другие же книги, хотя и написанные занимательно, порой даже захватывающе, много теряют от недостоверности и грубых ошибок, вызванных отчасти пристрастным, тенденциозным подходом написавших их путешественников. Другая причина заключается в том, что авторы были не в состоянии настолько хорошо ознакомиться со сложными и разнообразными условиями Сибири, с ее учреждениями, населением и природой, чтобы правильно судить о них...»

Конечно, в Сибири, отдаленном крае государства, крае ссылки, каторги, проявлялись все темные стороны жизни провинции царской России. Например, А. П. Щапов — историк-демократ, публицист и общественный деятель так характеризовал этот край и его жителей: «Сибиряки рассказывают как факт самый обыкновенный, что тот или другой нажился не добром, а кражей или даже убийством, что вот такой-то в прошлом году ходил бедняком, в лохмотьях, а ныне купил дом в 300 рублей, завел лошадей и т. п. Или вот тот-то назад тому несколько лет продавал метлы зимой или разбивал обозы с чаями, а ныне купец первой гильдии, имеет большие торговые дела и участвует в компании какого-нибудь сибирского пароходства, закабаляет себе по 100 и более рабочих и пр.» Далее А. П. Щапов писал: «Капиталистическое, буржуазное сословие, хотя бы и просвещалось науками, все-таки по самому существу своему не может допустить общественной равноправности и экономического равновесия низших рабочих и промышленных сословий, составляющих источник их обогащения, предмет их эксплуатации, основание капиталистической общественной пирамиды».

Таким был социально-нравственный облик основного заказчика архитектуры в Сибири. Однако односторонняя оценка ее культурного развития искажала исторические перспективы. Русская культура в Сибири уже накопила значительные ценности и являлась частью общенациональной культуры, несмотря на политику царизма, тормозившую ее развитие.

А. Д. Крячков едет в Сибирь уже не на лошадях, а по Великой Сибирской железнодорожной магистрали. Дорога дала мощный толчок развитию производительных сил Сибири. Обширный край быстро втягивался в орбиту мирового товарного обращения. Из края патриархальной замкнутости, натурального хозяйства Сибирь превращалась в регион развитого сельскохозяйственного производства, завязывала меновые связи с Европейской Россией и заграницей. Капиталистическое земледелие нуждалось в создании ряда торгово-транспортных пунктов, способных концентрировать сельскохозяйственные продукты распыленного крестьянского производства. Поэтому стали быстро расти старые города и возникать новые. Экономическому подъему способствовало и массовое переселение крестьян на свободные земли. Города стали застраиваться каменными зданиями торгового, транспортного, учебного, военного и административного назначения.

Начинается строительство целых   комплексов   таких зданий, как, например, здания торговых фирм в Омске, Красноярске, учебных и медицинских зданий в Томске, банковских зданий   и управлений   железных   дорог во многих городах. А. Д. Крячков по пути в Томск проезжает на поезде мимо старинного уральского горного центра— Екатеринбурга   (ныне Свердловска), через первый город в Сибири — Тюмень, переезжает  по  мощным металлическим мостам    через    широкие   сибирские   реки "(Иртыш, Обь). В силуэте Омска   из вагона среди моря деревянных домов он различает Казачий собор (архитектор  В.  П.  Стасов);  проезжая  через  р.  Обь  по  мосту, спроектировалному профессором Н. А. Белелюбским, он примечает среди одноэтажной застройки кирпичный собор во имя Александра Невского, построенный по проекту томского архитектора К. К. Лыгина в большом Новониколаевском поселке, рожденном    развивающимся капитализмом. Церковь во имя Андрея Критского, кирпичную,  в  формах  православной  архитектуры  XVII  века, построенную тем    же архитектором К. К. Лыгиным, он наблюдает на станции Тайга среди деревянной застройки поселка.

С.Н. Баландин. «А.Д.Крячков. Сибирский архитектор»